(из Примечаний к переводу книги Д. Кракауэра «В разреженный воздух»)

Сергей Калмыков – к.ф-м.н., МС СССР

Рейнхольд Месснер (родился в 1944), уроженец Южного Тироля, гражданин Италии – уникальная личность, действительно величайший из альпинистов современности, в 70-80 гг. оказавший сильнейшие влияние на альпинизм. Именно им был введен в практику тот экстремальный, скоростной стиль восхождений на восьмитысячники. Многие из его гималайских свершений ломали установившиеся традиции, открывали новые пути развития альпинизма. Попробуем назвать несколько таких концептуальных достижений Месснера.

В 1975 г. он вместе с Петером Хабелером впервые совершает восхождение на восьмитысячник (Хидден-пик) в альпийском стиле: без длительной акклиматизации, предварительной обработки маршрута и установки промежуточных лагерей, без кислородных приборов, затратив на подъем от базового лагеря до вершины всего три дня. В 1978 г. — первое бескислородное восхождение на Эверест, тоже вместе с Хабелером. Через три месяца — первое одиночное восхождение на восьмитысячник к тому же по новому пути (Нанга-Парбат по Диамирской стене) и тоже в альпийском стиле за три дня. В этой экспедиции был всего лишь один восходитель — сам Месснер, несколько носильщиков ждали его на морене под стеной. Затем в 1980 г. его великое восхождение на Эверест. Здесь было опровергнуто сразу несколько гималайских догматов: впервые не до муссона, в апреле-мае, а в короткую паузу более-менее приличной погоды в послемуссонный период в конце августа; впервые на величайшую гору планеты в полном одиночестве (он даже не взял с собой рации) — только подруга Месснера, американка Нена Холгин, одна ждала его в базовом лагере на высоте 6500 м; впервые на Эверест в альпийском стиле без предварительной подготовки маршрута, всего за три дня от базового лагеря до вершины и четыре дня на все восхождение и, конечно, без кислородного прибора. И, наконец, 1986 г. — Месснер становится первым человеком, совершившим восхождения на все 14 восьмитысячников Земли (на четыре из них по два раза).

Помимо альпинистских достижений Месснера следует еще упомянуть сделанное им вдвоем с Арвидом Фухсом пересечение Антарктиды за три месяца в конце 1989 — начале 1990 г.г., «первое на своих ногах, без собак и моторов».

Месснер смог сделать все это и остался жив. В этом тоже — своеобразное и самое главное его достижение. Своей жизнью он доказал справедливость мысли, которая уже высказывалась, о том, что не горы виноваты в тех людских трагедиях, которые в них происходят.

Особенность Месснера состоит в некотором сплаве его чисто спортивных данных с его личной философией, глубоким пониманием как природы гор, так и самого себя, удивительным умением подвести себя к самой грани, но не переступить ее, не превратить восхождение в слепую игру роковых случайностей. «Если мне удалось подняться на все 14 восьмитысячников и остаться живым, это потому, что я всегда знал, когда нужно остановиться; я чувствовал, когда риск был слишком велик. Я терпел поражения, отступал в 11 гималайских экспедициях, и поэтому я жив». (В унисон этой важной мысли звучат слова Э. Вистурса, тоже выдающегося альпиниста следующего за Месснером поколения, сказанные им в мае 2002 г.: «Ни одна вершина не стоит того, чтобы за нее умереть. Если на восхождении я попадаю в обстоятельства, которые говорят о высокой вероятности лавины или других опасностей, которыми я не могу управлять, я поворачиваю назад… Возможно, именно в этом причина того успеха, который до сих пор мне сопутствовал… Невозможно устранить риск при восхождении на гималайские пики. Горы потенциально опасны. Но вы можете не вступать в область наиболее явного, очевидного риска.»)     Умение отступить, но не ранее, чем наступает действительный предел, — особое высокое искусство, которым владеют, к сожалению, лишь очень немногие. Восхождения Месснера кажутся запредельным риском, но они основаны на его знании гор и точной оценке своих возможностей.

Кроме того, Месснер — один из лучших альпинистских авторов. В нескольких книгах он рассказывает о своих восхождениях, о жизни, о своем внутреннем мире, о своей философии. В России издана лишь одна из них — «Хрустальный горизонт» о восхождении на Эверест 1980 г.

МЕССНЕР РАЙНХОЛЬД

Месснера называют альпинистом всех времен и народов. Его имя неизменно появляется в печати с эпитетами превосходной степени: самый удач­ливый альпинист, самый плодотворный альпинистский писатель, самый страстный защитник природы, наконец, самый популярный человек вооб­ще, превосходящий по популярности известнейших спортсменов и ар­тистов… И все это вдобавок к вееру его фактических альпинистских рекордов. Наш современник Месснер на глазах у нас становится леген­дой.

Он – один из самых знаменитых альпинистов в мировой истории, путешественник, писатель, в настоящее время депутат Европарламента и общественный деятель. Пионер спортивного подхода к альпинизму, ввел в практику скоростные соловосхождения, сначала в Доломитовых Альпах, а затем и в районе Монблана. Стал первым альпинистом, достигшим 14 восьмитысячников, одним из первых достиг семи высочайших вершин континентов, двух полюсов. Совершил рекордные восхождения в разных регионах: Южная стена Аконкагуа, Брич Уолл на Килиманджаро, ЮЗ стена на Мак-Кинли и др. Но главная его слава родилась в Гималаях.

После того как вершины были им покорены, Месснер решил заняться преодолением пустынь. Он пересек Антарктиду, Гренландию, пустыню Такла-Макан в Китае, достиг Северного и Южного полюсов и не собирается на этом останавливаться…

Месснер родился в 1944 г. Детство прошло на севере Италии, в маленьком поселке в Соут Трено. Учился в школе и занимался скалолазанием до 20 лет. В 25 впервые побывал в Гималаях и покорил одну из самых высоких вершин в мире – Нангапарбат.

Он не привносил цивилизацию в горы. Во всем мире альпинисты берут с собой по 100 кг коммуникационного оборудования. Для них самое главное – ежедневно поддерживать контакт с друзьями, а то и с телестудией, чтобы любой человек мог, сидя дома перед телевизором, задаваться вопросом: «Где он сейчас? А, он приближается к вершине…». У Месснера – иной путь. Ему нравится бывать там, где не ступала нога человека, чтобы никто не знал, что он делает, и вернусь ли назад.

Альпинизм – это тест на выносливость, интуицию, познание гор и самого себя. Когда человек остается один на один с горой, в душе происходит что-то особенное.

 Восхождения Месснера:

1969 – с Петером Хабелером взошел на Иерупайю в Перуанских Андах (6643 м) по юго-восточному снежно-ледовому гребню, технически очень сложному.

1970 – впервые Месснер приехал в Гималаи в 26 лет. Райнхольд и его младший брат Гюнтер вошли весной 1970 года в состав международной гималайской экспедиции, организованной К.М. Херлигкоффером. Цель экспедиции — Нангапарбат по южной (Рупальской) стене. Обстановка в экспедиции не была дружелюбной, участники, в особенности Райнхольд Месснер, были раздражены вялостью Херлигкоффера, отсутствием у него четкого плана восхождения. Райнхольд и Гюнтер проявляли нетерпение и недовольство, а руководитель не имел ни характера, ни авторитета, чтобы нейтрализовать горячность братьев и тем более сплотить отдельных горовосходителей в единую команду для надежного штурма вершины. Мы бы сказали, что запас прочности в этой экспедиции был очень невелик. Последовавшие затем несчастья многократно описаны в литературе и приобрели всемирную известность как «история с ракетами», которая вкратце состояла в следующем. После длительного пережидания непогоды, в обстановке нервозности и ссор было принято решение о еще одной (последней) попытке штур­ма вершины — и принято, надо подчеркнуть, не руководителем, а Райнхольдом Месснером. К 25 июня Гюнтер и Райнхольд находились в лагере V (7350 м, начало желоба Меркля). Еще два участника, Куэн и Шольц, поднеся грузы, остались в лагере IV. 26 июня по рации Райнхольд договорился с базовым лагерем (лично с Херлигкоффером) о дальнейшем движении. Если официальный прогноз подтвердит опасения насчет плохой погоды, то базовый лагерь сообщает об этом наверх красной ракетой. В этом случае рискует один Райнхольд: он попытается в блиц темпе взойти на вершину. Если же прогноз будет хороший, базо­вый лагерь дает синюю ракету. Тогда Гюнтер, Райнхольд и еще один участник выходят на обработку желоба Меркля, после чего к ним при­соединяется четвертый, и они все вместе пытаются взойти на вершину. Такова договоренность. А происходит все не так… На 27 июня обещана великолепная погода. Но ракеты перепутаны, вместо синей – дана крас­ная. Райнхольд действует согласно договоренности, в 3 часа утра он стремительно выходит наверх один, без веревки. Через некоторое вре­мя Гюнтер, видя, что погода хорошая, действует на свой страх и риск: идет вслед за братом, конечно же, тоже без веревки и без всего прочего, с чем ходят группы. В 17 часов братья обнялись на вершине. На спуске у Гюнтера начинается горная болезнь, в результате чего — ночевка на перемычке Меркля, чуть ниже Южного плеча вершины, без палатки, еды и питья. Утром 28 июня еще одно роковое непонимание: Куэн и Шольц слышат крики Райнхольда и проходят мимо метрах в 80-100, считая, что у братьев все в порядке. Без веревки Райнхольд и Гюнтер не решаются спускаться по пути подъема (по стене Рупала), они спуска­ются в сторону Диамира. Уже в самом низу Гюнтер погибает в ледовом обвале, а Райнхольд после безуспешных ночных поисков брата спускает­ся в долину с обморожениями II и III степени. В Европе эта трагедия усугубилась взаимными обвинениями и оскорблениями, причем никто не остался в долгу. Райнхольду, который в 1971 году опубликовал без согласования с Херлигкоффером книгу «Красная ракета на Нангапарбате», пришлось уплатить штраф за нарушение договора об экспе­диционных публикациях.

1971 – прошел сложнейшие стены Западных и Восточных Альп.

1972 – второе восхождение на восьмитысячник – Манаслу (8163 м) по непройденному маршруту (с юга) было омрачен трагедией. На этот раз погиб партнер по связке Франц Эгер, который, на пути к вершине отстал от Райнхольда, повернул назад и потерялся в снежном буране буквально в нескольких шагах от палаток. Во время поисков Эгера погибает также участник второй связки. Эти трагедии, разыгравшиеся на глазах Р. Месснера и их резонанс в прессе, наложили тяжелый отпечаток на его характер, заставили о многом задуматься, повлияли на всю его последующую деятельность в горах.

1975 – первое восхождение на восьмитысячник в альпийском стиле – Гашербрум I.

1975 – с Петером Хабелером совершил восхождение на Хидден-пик в Каракоруме (8068 м), по непройденному пути (с севера), без кислородных приборов, в альпийском стиле.

1978 – 8 мая он и Петер Хабелер взошли на Эверест по обычному пути через Южную седловину, как и первовосходители, но впервые без кислородных приборов и в быстром темпе.

1978 – а в сентябре Месснер осуществил свою «безумную идею» – взошел на Нангапарбат, «гору ужасов» в одиночку по непройденной Диамирской стене. Месснер объявил свое восхождение «первым аб­солютным соло на восьмитысячник по новому пути». В книге «Нангапарбат в одиночку» Мес­снер пишет о том, что самое трудное в этом восхождении состояло в преодолении страха перед одиночеством. Это соло и было предпринято им ради борьбы с собственным страхом.

1979 – состоялась встреча с самой красивой и самой суровой среди восьмитысячников – вершиной К-2 (8611 м). Экспедиции Мес­снера не удалось пройти новый маршрут, и связка Р. Месснер — М. Дахер поднялась на вершину по классическому пути — в альпийском стиле за пять дней. Это восхождение Месснер оценивает как относительно легкое. По возвращении в Европу он заявил, что на К-2 он почувствовал границы своих возможностей, и что Эверест-78 был всего лишь разминкой по сравнению с К-2.

1980 – первое соло в альпийском стиле на Эверест впервые в период муссонов. Оно было совер­шено в тактике абсолютного соло, без кислородного прибора и других технических средств – Месснер отказался не только от скальных крючьев, но и от веревки… Но главная новизна этого восхождения – муссонный сезон, то есть время, немыслимое для восхождений в Гима­лаях…! Что до сих пор никто не решился повторить!

Месснер Рейнхольд — австрияк-итальянец творит чудеса…

Вы представьте:

в стиле альпийском, суток за шесть, один и без маски —

он Эверест покорил!

И это подвиг не весь, есть более знатная весть.

Каждый момент цепочки такой

«скорость — один – кислород» — это рекорд мировой!

Но мало того, здесь целая повесть,

— он один посягнул на муссоны,

то есть летом на гору пошел!

Что такое муссоны?

В двух словах описать не возможно.

Это снежные бури при бешеном ветре

и все на гребне крутом там в стратосфере!

О восхожденьях в муссоны никто, никогда не мечтал.

Это смерть один против ста при печальной, трагичной карьере.

Вот какой Месснер гигант!

1981 – Шиша-Пангма (8027 м).

1982 – Канченджанга (8586 м), Гашербрум II (8035 м) и Броуд-Пик (8047 м).

1983 – Месснер снова среди первопроходцев: Месснер, Михаэль Дахер и Ганс Каммерландер прокладывают частично новый маршрут на Чо-Ойю (8201 м) по юго-западной стене.

1984 – первый траверс восьмитысячников – группы Гашербрум.

Весь мир считал победы Месснера, и остановиться перед последними четырьмя восьмитысячниками уже было не в его власти. Что бы ни гово­рил он сам или другие о нем — теперь это уже была логика спортивной борьбы. Гималайский альпинизм к этому, времени стал настоящим спортивным состязанием. По пятам Месснера шли другие альпинисты, которые могли и обогнать лидера, «взяв» набор восьмитысячников раньше него. Швейцарец Марсель Рюди в течение одного года побывал на пяти восьмитысячниках, причем три из них он покорил за 15 дней. Явно более высокий темп, чем Месснер держал поляк Ежи Кукучка. Трезвый анализ ситуации и спокойный расчет своих возможностей по­могли Месснеру остаться абсолютно и бесспорно первым. Месснер принимает решение завершить свою идею без лишнего риска, не от­влекаясь ни на что постороннее. Он оставляет пост издателя журнала «Альпинизм» в Мюнхене и сосредоточивается на последних четырех восьмитысячниках, которые покоряет лишь иногда по «спокойным» классическим маршрутам…

1985 – Аннапурна (8091 м по СЗ стене) и Дхаулагири (8167 м).

1986 – Макалу (8463 м) и Лхоцзе (8516 м).

Итак, Райнхольд Месснер к 42 годам покорил все восьмитысячники мира, осуществив мечту, зародившуюся у него в 1982 году, и таким образом стал первым человеком, побывавшим на всех восьмитысячниках мира.

Горы, более чем все остальные «свободные стихии», представляют опас­ность для жизни человека. Альпинизм всегда связан с риском. Риск – сложное социальное и философское понятие, и в данном очерке не­возможно подступиться к нему. Впрочем, имеется даже формула риска, что-то вроде:

Р = С(л) / С

где Р (риск) — отношение случайностей, которые данная личность умеет преодолевать, к случайностям, которые могут этой личности встретиться на данном маршруте. Эта формула кажется безнадежной. Вывод из нее один: риск всегда остается, даже если человек умеет свести его, как ему кажется, к минимуму. К тому же, безусловно, верно и то, что на че­тырнадцати восьмитысячниках риск, по крайней мере, в четырнадцать раз больше, чем на одном…

В чем же секрет успеха Месснера? Некоторые видят ответ на этот вопрос в уровне современной техники, вооружившей альпинизм, что называ­ется, до зубов. Правда, Месснер выступает как раз против «технизации» альпинизма, он принципиальный сторонник минимальных технических средств на горе, однако, и он признает решающую роль в своем успехе таких предметов, как легкая палатка, легкий (титановый) ледоруб, кошки, газовая плитка и т. д. Будучи у нас на Кавказе в 1983 году, он беско­нечно радовался приобретению высококачественного советского «же­леза», обмененного, между прочим, на высококачественную же аль­пинистскую одежду и обувь. Безусловно, сказался на его успехе совре­менный уровень горной медицины, физиологии, диететики, не говоря уже о самолетах, дорогах, об отношении к альпинизму правительств Непала и Китая. Все это необходимый фундамент, без которого не было бы Месснера, но который не делает всех альпинистов Месснерами. Одной из составляющих его успехов является профессиональ­ный подход к альпинизму. Он вырос в горах, лазал по горам с раннего детства. Вопросы страховки никогда не стояли перед ним: если бы он не лазил абсолютно надежно, он бы не дожил до своего триумфа. Под­готовка к высотному восхождению состоит у него из ежедневных тре­нировок, целенаправленных, основанных на знании физиологии и столь интенсивных, что наблюдатели называют их мазохистскими. Месснер применял даже сбрасывание веса посредством научно поставленного голодания. В период интенсивной подготовки Месснер может скон­центрироваться на альпинизме, отбросив буквально все.

Профессио­нальный подход дает Месснеру большие преимущества, у него больше шансов выжить в высотных переделках. История научила нас не искать секретов в особых физических данных первопроходцев, герои сами создают свое физическое состояние. Но в случае с Месснером умение «сделать себя» сочетается со счастливой конститу­цией: соотношение роста и веса 174/64. Сам Месснер склонен видеть главную причину своего «везения» не в физической силе или техниче­ском умении и, конечно же, не в снаряжении: «Если мне удалось подняться на все 14 восьмитысячников и остаться живым, это потому, что я всегда знал, когда нужно остановиться; я чувствовал, когда риск был слишком велик. Я терпел поражения, отступал в 11 гималай­ских экспедициях, и поэтому я жив».

Эти слова свидетельствуют о том, что Месснер владеет высшим альпинистским искусством, доступным единицам, – искусством отступать. Месснер не один раз отступал из-под Макалу, Дхаулагири, Лхоцзе, Чо-Ойю, Нангапарбата. Одиннадцать отступлений – это тоже рекорд, из числа тех рекордов, о которых редко пишут, которые редко стараются перекрыть. Только альпинисты знают, сколько силы воли и мужества нужно для отступления там, где есть хоть что-то, что оправдывало бы движение вверх. Может быть, именно этого особого мужества не хватило Мэллори и Ирвину в 1924 году?

Деятельность Месснера дает новый материал для размышле­ний над «тайной Мэллори», интерес к которой в мире не ослабевает, и к которой часто обращается Месснер в книге «Хрустальный горизонт». Набор восьмитысячников Месснера можно считать законченным экспериментом, поставленном им на самом себе. Эксперимент оказался удачным не случайно – это результат высочайшей личной надежности его исполнителя. Возвращаясь к теме риска, можно сказать, что Месснер никогда не играл со смертью.

Феномен Месснера давно является предметом пристального изучения. Все наши вопросы касаются фактически сущности человеческого духа, которая так ярко проявилась в этом альпинисте, и они еще долго будут оставаться без ответа. Невозможность прямых и окончательных ответов на них компенсируется радостью соприкосновения с великой личностью, деятельность которой проходит в столь «высокой» сфере.

Один из путей познания феномена Месснера – его книги. В «Хрусталь­ном горизонте» описывается высшее из его спортивных достиже­ний – Эверест-80. Это было абсолютное соло с тысячью «без»: кислорода, веревки и крючьев, без подготовленных биваков на маршруте, без группы подстраховки, без моральной и психологической поддержки, без надежды хотя бы услышать человеческий голос (без рации). И без внутренней защиты. Доминирующий образ книги — горизонт, ограничения вне и внутри человека и их преодоление с по­мощью крайних физических нагрузок на труднейших альпинистских восхождениях. Автор обращается к самой сущности человека, говоря, что Эверест до предела обнажил его душу, как бы лишил ее защитных оболочек и тем самым позволил ей слиться с необъятным внешним миром. Цель этого трудного восхождения для него — прежде всего познание себя.

Можно сказать, что Месснер совершил открытие в области человече­ских переживаний и их описания. В ряде своих книг он подвергает анализу чувство страха, тем самым, разбивая романтическое представ­ление о герое, не ведающем страха. То же самое и в большей степени он делает и в книге «Хрустальный горизонт». На первых страницах о чув­стве страха говорится как о философской категории: страх является условием активной жизни, он мобилизует силы на преодоление опасности, то есть присутствует всегда. В эпизоде падения в трещину на стене Северной седловины страх рассматривается анатомически, как рефлек­торное дрожание тела. Месснер испытывает чувство страха, но не боит­ся его — таков результат исследования им этого чувства. У Месснера достаточно мужества и уверенности в себе, чтобы не бояться неблагоприятных о себе отзывов, порой очень серьезных. Он неоднократ­но подвергался упрекам в том, что дает дурной пример для подражания, его обвиняют в развращении юношества и считают ответственным за жизнь тех, кто, не обладая спортивными данными своего кумира, устрем­ляется в горы в одиночку. Что ж, подобная боязнь за молодежь стара как мир, и приводя в своей книге эти высказывания без комментариев, Месснер добивается правильного впечатления о себе.

Его принципы поведения в горах: максимальная безопасность при за­нятиях альпинизмом, бережное отношение к природе, приверженность альпинистским традициям.

Подготовил – Герман Андреев, МС СССР

Первое соло на Эверест и единственное – в муссонный период

По материалам книги Р. Месснера «Хрустальный горизонт» 

Андреев Герман – врач, МС СССР
Ицкович Юрий – к.т.н., МС СССР

К 30-летию восхождения

Представлять Райнхольда Месснера нет необходимости, потому что он не только один из самых знаменитых альпинистов в мировой истории, но ещё и защитник природы, философ и замечательный писатель. Поэтому, рассказывая о нём и его знаменитом восхождении, мы постарались максимально воспроизвести его собственные слова, лишь изредка добавляя свои связующие междометия.

Сначала несколько его слов о себе.

Месснер: Я отказываюсь от мощных технических средств, под которыми я понимаю кислородный аппарат, шлямбурные крючья, вертолет – короче, приборы, с помощью которых невозможное становится возможным. Я хотел бы покорять то, что ещё можно покорить собственными силами. Меня продолжают упрекать в том, что я хожу без кислородного аппарата только для того, чтобы удовлетворить моё честолюбие. В этом есть доля истины. Я один из тех немногих альпинистов, которые держатся за своё честолюбие.

О страхе и предельных нагрузках

Чтобы пережить чувство неотделимости от мира, я должен подойти к границе моих физических возможностей, а для этого нужно одиночное восхождение на сложную стену, на большой высоте, с предельной нагрузкой и полным утомлением. Моим злейшим врагом на пути к цели является страх. Я очень трусливый человек и, как все трусливые люди, стремлюсь победить свой страх. Победа над страхом делает меня счастливым. Я трижды в одиночку выходил на Нанга-Парбат, трижды из-за страха поворачивал назад, пока не набрался сил преодолеть себя и дойти до вершины. Я хочу быть сильнее собственного страха, ради этого я снова и снова ищу опасности.

Тот не настоящий мужчина, кто хоть раз в несколько лет не испытает свои предельные возможности.

На вопрос «Что делаете Вы для общества?» – он отвечал.

Ничего. Наоборот, я люблю риск, приключения, я представляю опасность для добропорядочного, боязливого, лишенного фантазии общества… Часто я получаю предложения и даже указания, как мне себя вести. Поскольку я своей деятельностью подаю дурной пример.

Немного о знакомстве с Эверестом. Месснер был на нём неоднократно. В 1978 г . они с Хабелером впервые взошли на Эверест без кислородных аппаратов. Это был очередной шаг к отказу от излишних технических средств во время покорения горы. Это был несомненный успех, но удовлетворения Месснеру он не принес. Перед восхождением, понимая рискованность мероприятия, партнёры договорились не претендовать на помощь друг друга в случае аварии с одним из них, и соответственно не взяли с собой верёвку.

Но на горе Месснер почувствовал себя плохо. То ли у него начинался отёк мозга, то ли он просто ослеп от солнечной радиации. Но Хабелер, фактически спас его, позволив спускаться, придерживаясь за рюкзак партнёра.

А вот его слова о том, как он решился идти на Эверест в одиночку, да ещё в муссонный период.

Однако кое-что ещё меня мучит, не дает спокойно жить – это потребность доказать всему миру, что Эверест можно покорить в одиночку…

Захожу в бюро общества «Вершины тигров» (Катманду) и тут же узнаю, что знаменитый японский альпинист Наоми Уэмура получил разрешение на одиночное восхождение на Эверест зимой 1980/81 года… Да это невозможно. Это же моя идея… Надо что-то предпринять. Я должен быть первым.

До заявленной зимы у него оставалось всего несколько месяцев. Фактически у него не было другого выбора, кроме как идти на Эверест во время муссона.

Для одиночного восхождения он добрался в район Эвереста только в июне 1980 года. Совершить восхождение удалось в августе. Оно было совершено в тактике абсолютного соло, без кислородного прибора и других технических средств. Муссонный сезон не был самоцелью, но иначе Уэмура мог его опередить. Зато своим немыслимым восхождением он вместе с поляками, совершившими в феврале этого же года фактически зимнее восхождение, способствовал снятию сезонных запретов на Эвересте. Не удивительно, что до настоящего времени, никто не повторил восхождение в период муссона (в июне-августе)! Без рекорда нет и стимула рисковать.

За время с июня до середины августа Р. Месснер вместе со своей спутницей Неной Холгин (Ричи) из Канады акклиматизировались под Эверестом, обустроили свои базовые лагеря. 

В середине августа, почувствовав некоторое улучшение погоды, Месснер решил идти наверх. Вот что он пишет.

Между нижним базовым лагерем и передовым у нас есть еще промежуточный лагерь – на высоте 6000 м . До него шесть часов ходу. Эта палатка стоит прямо у перевала Чанг Ла, у подножия предвершины Эвереста. Отсюда еще четыре часа до передового базового лагеря на морене. Мы собираемся переночевать в лагере 6000.

В этот день мы преодолеваем перепад в 900 м до промежуточного лагеря. Вечером на черном небосклоне появляются трепетные звезды. Я окончательно успокаиваюсь. Как будто одновременно с прекращением муссона исчезла и моя внутренняя тревога.

Высотник гораздо больше зависит от условий, складывающихся на горе, чем от своих собственных возможностей или своего здоровья. Важнейшую роль здесь играет погода. Сейчас я оцениваю ее в основном с помощью собственной интуиции и убежден, что она останется хорошей. Мое решение спуститься вниз в ронгбукский лагерь было правильным. Десять дней пребывания на высоте 6500 м сказались на нас, но в базовом лагере мы быстро пришли в себя. Сон и аппетит вернулись. За три недели на высоте 5000 м мы полностью восстановились.

Утром 16 августа…

Покидаю палатку. Нена опять не готова – я нетерпеливо надеваю рюкзак и прохожу сотню метров вверх по камням срединной морены. Я как будто стыжусь подождать ее. Мое стремление вперед безудержно. Душевное смятение, вызванное этим одиночным предприятием, столь велико, что я могу бороться с ним только в движении…

Не бывает двух людей, которые выше 6000 м могли бы подниматься вверх в одинаковом темпе, не затрачивая при этом дополнительной энергии на подстраивание к товарищу. Выходит, альпинисту предначертано ходить в одиночку?! Да, отвечаю я. Ходить – да, но быть одиноким – ни в коем случае. О, как я быстр на обобщения! Не стоит распространять на всех то, что свойственно только мне. Это я не способен в одиночку ждать или делать какое-то дело. Но, на вершину иду… один.

Мы поднимаемся по крутой живой осыпи на ровное место в верхней части ледника Восточной Ронгбук. Там на камнях наш лагерь. Это – лучшее место, которое можно себе представить на высоте 6500 м…

Весной, в конце апреля и в мае, штормы наверху так сильны, что альпинисты подчас не могут вылезти из палатки по нескольку дней. Теперь же, в августе, ветер – мое спасение. И прежде всего западный ветер. Было бы идеально, если бы он стал еще сильнее. При западном ветре на Эвересте самые благоприятные и безопасные условия для восхождения: твердый фирн, гребень свободен от снега, менее вероятны лавины…

Из этих слов можно понять, насколько хорошо, насколько основательно знаком Р. Месснер с особенностями погоды на Эвересте. Перемены погоды настраивают его на философский лад.

Наблюдая за изменениями погоды, я в какой-то степени начинаю постигать оптимистическую точку зрения буддистов на проблему смерти. Невольно вспоминаю Мэллори и его загадочную гибель на Эвересте. Я вдруг понимаю, что он умер там для того, чтобы остаться жить.

Считается, что при долгом непрерывном пребывании на высоте 6000 метров и выше организм человека необратимо разрушается. Я знаю эту истину и поэтому стараюсь не задерживаться. Завтра, 17 августа, я выйду отсюда (из лагеря 6500), потащу свой рюкзак под Северную седловину. Весит он не так много, килограммов 18, но в нем есть все необходимое для одиночного восхождения: продукты, горючее на неделю, бивачная палатка, спальный мешок, матрац и фотоаппарат. Я оставлю этот рюкзак на 500 метров выше и таким образом смогу сэкономить силы и время для решающего штурма. Не знаю, найду ли я сейчас вещи, которые я спрятал под стеной еще в июле. На всякий случай, снова беру все необходимое.

Это хитрый ход Месснера. Он, точно зная свои силы, считает, что лучше сделать заброску и ещё раз переночевать в благоустроенном лагере 6500, чем рисковать лишней ночевкой на ещё большей высоте.

Подъем на Северную седловину представляет опаснейший этап моего одиночного восхождения. Стена Чанг Ла, с перепадом высот почти 500 м , подобно ледопаду Кхумбу на южной стороне Эвереста, разорвана трещинами и опасна обвалами сераков. Но самое главное – лавинная опасность. В 1922 г . с этой стены лавиной была сброшена вся команда (англичан). Семь шерпов погибли. Мэллори и его товарищи спаслись чудом. А мне, одиночке, нужно думать не только о лавинной опасности, но и о том, чтобы без веревки благополучно перейти через трещины.

Чтобы надежно пройти между ледовыми башнями и разрывами льда, нужен многолетний опыт, ставший инстинктом. У меня нет рации, я совершенно осознанно хочу идти без всякого контакта с «землей». Не говоря уже о том, что Нена не смогла бы мне помочь, я сам не хочу, чтобы кто-то другой рисковал своей жизнью из-за меня, добровольно подвергающего опасности собственную жизнь. Только в том случае, если нет никакого моста между «верхом» и «низом», никакой подстраховки, восхождение можно считать по-настоящему одиночным…

Как быстро я на этот раз иду. Способ движения отличается от обычного альпинистского. Это ходьба на четырех, когда лыжные палки играют роль второй пары ног…

Повернув налево, выхожу на более крутой склон. Здесь начинаю делать остановки через каждые 50 шагов. Как точно запрограммировано мое тело! Все время одно и то же число шагов до остановки. Чуть ниже Северного седла, примерно в 80 метрах от кромки гребня, в небольшой ледовой нише оставляю свой рюкзак. Закрепляю его на ледобуре. Оборачиваюсь кругом, запоминаю место. Мне нужно суметь найти его ранним утром, возможно, еще в темноте.

Теперь быстрее спускаться. Нужно отдохнуть, выспаться, напиться, как следует, нужно также морально подготовиться к решающим дням.

На следующий день.

Пора вставать… Перед палаткой распрямляюсь, вдыхаю ночной воздух. И начинаю пройденный вчера путь. Быстро набираю высоту….

Вдруг снег обрушивается подо мной, мой налобный фонарик гаснет. Я падаю в пропасть, нахожусь в процессе падения, как в замедленном кино, ударяюсь то грудью, то спиной о стенки ледовой трещины, расширяющейся книзу. Я понимаю, что происходит и, тем не менее, остаюсь совершенно спокоен…

Неожиданно ощущаю опору под ногами. (Месснер задержался на хлипком снежном мостике). И одновременно понимаю, что я попался. Пожалуй, я останусь в этой трещине навсегда. Холодный пот выступает у меня на лбу. Вот когда я испугался….

Я даю себе слово повернуть назад, если когда-нибудь увижу белый свет. Никаких больше восьмитысячников в одиночку!

А между тем страх, сковавший мои члены, тут же исчез, как только я начал действовать, пытаясь достать кошки из рюкзака. Тут я обнаруживаю на нижней (долинной) стенке моей трещины полочку, небольшую кромку шириной в две ступни. Она ведет по косой вверх и полностью забита снегом. Это спасение!

Осторожно, широко расставив руки, я падаю руками на прорезанную полочкой стенку. Осторожно переношу правую ногу, ставлю ее на ступеньку в снег, который карнизом намерз на долинной стенке трещины. Нагружаю ногу. Держит. Теперь ненадежный мостик частично разгружен. Каждое мое движение инстинктивно изящно, как фигура заученного танца. Пытаюсь уменьшить вес своего тела. Глубокий выдох, все тело подчинено новой позиции. На мгновение, на одно ре­шающее для жизни мгновение становлюсь невесомым. Отталкиваюсь левой ногой от снежного мостика, руками поддерживаю равновесие, весь вес тела на правой ноге. Теперь можно сделать шаг левой. Облегченный вздох. Крайне осторожно перехожу – лицом к стене – направо. Правая нога ищет новую опору в снегу, левый ботинок с точностью до миллиметра поставлен в снежный след, который несколько секунд перед этим занимал правый. Карниз становится шире, он ведет по косой наверх, на волю. Я спасен!…

Сидя в трещине, я решил, что вернусь, прекращу восхождение, если благополучно выберусь. Теперь, когда я наверху, продолжаю подъем, не задумы­ваясь, ничего не проводя через сознание, как робот, запрограммированный на восхождение. Это смертельно опасное падение не имеет для меня ничего общего с Эверестом. Оно лишь увеличило мою бдительность до размеров, далеко превосходящих разумную норму…

Выбравшись на долинную сторону трещины, Месснер оказался там же, откуда улетел вниз. Подчиняясь естественному инстинкту самосохранения, он попытался найти другое, более надёжное место для переправы через трещину. Поиски оказались безрезультатными.

Со странным чувством возвращаюсь к моей дыре. Свечу вниз. Тьма не­проглядная. Противоположный край трещины смотрит на меня крутой снежной стенкой. Не раздумывая, наклоняюсь вперед и забиваю лыжные палки ручками в склон по самые кольца… Сильно отталкиваюсь, прыгаю на другую сторону, быстро делаю несколько шагов от трещины и снова чувствую себя в безопасности. Погода прекрасная, воздух колюче-морозный….

Можно не торопиться. За утро я поднялся на 700 метров . А всего на сегодня намечено пройти 1000 метров . Никогда еще в своей жиз­ни я не поднимался на высоту 7000 метров так легко. Мне помогает не только прекрасное состояние снега, но и хорошее настроение. Как хорошо, что я отказался от попытки восхождения в июле. Снег тогда был глубокий и рыхлый, размокший от муссонных дождей, в любой момент можно было ждать лавины….

Альтиметр показывает 7360 м . Всего 9 часов. До Северного седла я дошел за два часа. Благодаря принятой тактике я сэкономил одну ночевку. Теперь иду медленно, нарочито медленно.

Сначала я пойду по широкому северному гребню. Это и наиболее безопасный путь, и идти здесь легче: ветер в основном сдул свежевыпавший снег.

Восемнадцать килограммов на этой высоте – так много, что отрезки между остановками сокращаются до 20-30 шагов. Часто, слишком часто я сажусь на снег, перевожу дух. И каждый раз огромным напряжением воли заставляю себя встать и идти дальше. «Ну, пройди еще немного, ну постарайся», – говорю я себе вслух, чтобы усилить эффект. – То, что ты сумеешь пройти сегодня, не нужно будет идти завтра». Очень помогает то, что я заранее определил для себя дневную норму пути.

Физически я несу всю нагрузку один. Психически же я время от времени чувствую рядом с собой помощника. Вон снова кто-то идет за мной! Может быть, это часть моего собственного «я»? Или человеческая энергия другого «я» заменяет мне партнера? Так кто-то сопровождает меня до высоты 7800 метров .

Утаптываю место для палатки, но оно мне не нравится. Лучше поставить ее возле скалы и застраховать на скальных крючьях. Ветер усиливается. В нескольких метрах выше вижу идеальное место. Опять колеблюсь, опять вроде не совсем то. Может быть, на несколько метров ниже. Наконец, вот здесь совсем хорошо. Сначала нет сил ни распаковывать рюкзак, ни ставить палатку.

Я не спешу ставить палатку. Я очень устал и рад тому, что наконец-то принял решение остановиться на ночлег. Уже само сознание того, что больше никуда не нужно идти, восстанавливает силы.

Месснер считает, что самый технически трудный кусок маршрута он уже прошел.

Теперь я совершенно уверен. Я дойду до вершины за следующие два дня. Вторая ступень – единственный участок, который мог бы внушать опасения, но там давно уже набиты крючья и навешены веревки. Как хорошо, что я это знаю.

Надо готовить пищу. Надо. Снова приказ, который мобилизует все во мне и вокруг меня. Однако никак не могу собраться с силами: суета с устройством бивака утомила меня. Дальнейший путь вверх кажется действительно легким, и Уилсон (первый человек, пытавшийся в одиночку подняться на вершину) вполне мог его пройти, по крайней мере, до северо-восточного гребня. Не оттого ли я так хорошо понимаю этого безумца, что сам одержимый? Когда я пытаюсь разобраться в своих чувствах, я кажусь себе безумцем, который для самовыражения играет на самом сокровенном. Ни на какой другой горе не отрешаешься так от всего на свете, как на Эвересте. С этой мыслью я залезаю внутрь палатки….

Ночь проходит сносно. Светит луна, а ночь все равно теплая. Я больше не мерзну. Может быть, это конец муссонной паузы? Что это бьет по палатке, все та же ледовая крошка или уже начался снегопад? Если пойдет сильный снег, я не смогу двинуться ни вверх, ни вниз. Это будет западня. При моей теперешней вялости я не знаю, чего мне больше хочется, хорошей погоды или снегопада…. В течение медленно наступающего утра ветер постепенно стихает. Это окрыляет меня. Еще с час лежу в мешке, в полном одеянии, пью и дремлю. Не хочется смотреть на часы. Открываю глаза и не могу понять, что сейчас: вечер или утро.

Ты должен идти! Выигранное время – это сэкономленные силы. Я хорошо знаю, что всякое может случиться. И я знаю, сколь велики будут мучения у самой вершины. Понимание всего этого не расслабляет меня, а наоборот, активизирует. Я должен идти и идти, несмотря на то, что каждое движение требует преодоления себя, а преодоление себя превращается в насилие над собой.

Когда солнечные лучи касаются палатки и корка льда на ее внутренней поверхности начинает оплывать, я складываю вещи. Предмет за предметом, только в обратном порядке по сравнению с тем, как я распаковывал их вечером. В небольшом укрытии оставляю себе две баночки сардин, одну гильзу газа, половину супов и чая. Рюкзак становится немного легче. Скоро 9 часов. Погода хорошая. Завтра я буду на вершине!

Вылезаю из палатки, и ко мне возвращается обычная уверенность. Я как будто вдохнул космической энергии. Или это влияет на меня вершина, от которой я неотделим?

Первые 50 метров иду очень медленно, потом нахожу нужный ритм… Внезапно погода ухудшается. Что это… приближение бури? Кто попадал в ветры вблизи вершины, тот знает, что ветер может сбросить человека со склона как пушинку.

Сегодня, 19 августа, я все утро иду гораздо медленнее, чем обычно. Как будто что-то сдерживает меня изнутри, как будто дело не в высоте, а во мне. Что-то происходит со мной, как только я начинаю двигаться. Вчера шлось так легко, а сегодня каждый шаг – мучение.

Не помню, когда я освободился от религиозного чувства, знаю только одно: с тех пор мне стало труднее убеждать себя в том, что я на свете не одинок, не брошен. В особенности тогда, когда всё тело пронизывает отчаяние перед предстоящим физическим напряжением. На кого же мне положиться?… Пятнадцать шагов, остановка, дыхание, вися на лыжных палках. Усилия направлены внутрь, и тем самым вверх. Надежда, что бог поможет… Конечно, в моменты серьезной опасности появляется нечто вроде защитной активности.

Пройдя вверх метров сто от места ночевки, убеждаюсь, что путь по гребню и опасен и изнурителен: снег местами доходит до колен, мульды занесены, а передо мной как раз огромной величины мульда. Велика и лавинная опасность.

Тут замечаю, что на северной стене снежные доски сошли. Какая счастливая случайность! Там теперь твердая подложка. Итак, туда! Недолго думая, начинаю траверсировать северную стену. Как будто, так и было запланировано, я пойду в кулуар Нортона, а на следующий день – далее к вершине. Решение принято неожи­данно, из-за состояния снега….

Меня тревожит погода. Ветра почти нет. Солнце печет. Серые массы облаков клиньями движутся с юга на север. Это муссонные штормы высылают своих вестни­ков.

В этом безмолвии каждый звук, любой шум, рождающийся в атмосфере, слышится как человеческое слово. Я часто прихожу в ужас: почему мне чудятся человеческие голоса. Может быть, это Мэллори и Ирвин?

Вторая ступень придвинулась. Относительно легкий снежный желоб ведет к вертикальному расколу. Четко вижу пробку в его конце. Один вид второй ступени – реальное доказательство того, что Мэллори и Ирвин с их примитивным снаряжением не прошли ее… По огромным плавным увалам – два таких уже позади – приближаюсь к кулуару Нортона. Я его не вижу, но ощущаю. Я существую только, как преодоление самого себя… Видимость полностью исчезла. Я валюсь и отдыхаю. Наверное, надо ставить палатку. Но здесь слишком ненадежно.

Осознаю, что я все еще метрах в 200 восточнее кулуара Нортона. Потом смотрю на высотомер: 8220 метров . Это никуда не годится! Я недоволен не только высотой (надо было бы подняться до 8400 метров ), но и тем, что устал сегодня больше, чем вчера. Идти дальше не могу.

Как только останавливаюсь, сразу же приходят мысли: как найти дорогу вниз, если погода не наладится? Думаю обо всех возможных неожиданностях – и сомнения перерастают в страх. Только когда работаешь, страх исчезает…

Час спустя на скальном пятачке стоит моя палатка. Она, как и прежде, растянута на ледорубе и лыжных палках. Здесь я защищен от ветра. В ней не страшна даже буря. Открытый рюкзак ставлю перед входом, матрац засовываю внутрь палатки. Кругом в избытке снега для приготовления пищи. Все готово для долгой ночи. Чувство облегчения овладевает мной…

Лечь спать здесь значит гораздо больше, чем просто лечь в постель, накрыться одеялом и уснуть… Еще раз сажусь в спальном мешке. Сначала развязываю шнурки, расслабляю ботинки. Завтра у меня должны быть сухие ноги и мягкие ботинки. Меняю носки, снова надеваю ботинки и засовываю ноги в ботинках в спальный мешок….

Утром чувствую себя таким же утомленным, как и вечером, к тому же еще и окоченевшим. Есть ли у меня еще желание идти вверх? Да. Я должен идти вверх! И при этом нет никаких сил, чтобы сдвинуться с места. По опыту знаю, что и в таком состоянии смогу идти дальше, но сейчас еще не хватает силы воли сделать первый, решительный шаг.

Я здорово промерз, несмотря на сносную температуру. На камнях и на швах палатки изморозь. Холод – это значит, никаких осложнений на Эвересте, связанных с муссоном. Наверняка наверху будет таять, если опустится туман и не будет ветра. Трех слоев одежды – шелк, сукно, тонкий пух – достаточно и на самой вершине.

Два года назад, в мае 1978 года, у нас было ночью до -40°. Теперь самое большое -10-15° мороза.

Надо вылезать и идти. На этой высоте не отдыхаешь. Уже завтра я могу так ослабеть, что у меня не хватит сил на штурм вершины. Сегодня или никогда. Или – или. Или вверх, или вниз.

Сегодня 20 августа. Всё оставляю на месте: палатку, лыжные палки, матрац, спальный мешок, рюкзак. Беру с собой только фотоаппарат. Полностью одетый, вылезаю из палатки, натягиваю капюшон на голову. Голыми пальцами привязываю к ботинкам кошки. Вытаскиваю из снега титановый ледоруб. Все? Сейчас девятый час.

Без груза на спине идется легче. Однако жалею, что не взял лыжных палок для равновесия. С ледорубом в правой руке чувствую себя даже увереннее, но на траверсах им пользоваться неудобно. Двигаясь прямо вверх, втыкаю в снег на уров­не головы левую руку в рукавице и ледоруб. Иду как четвероногое.

В воздухе снова слышны голоса. Не спрашиваю себя, откуда они исходят. Причиной этого ощущения, которое я впервые познал два года назад во время одиночного восхождения на Нанга-Парбат, является недостаток кислорода и, соответственно, недостаточное снабжение мозга кровью. Здесь, на Эвересте, еще в 1933 году англичанин Смит делился кексом со своим воображаемым спутником.

В движущихся облаках, полагаясь более на интуицию, чем на зрение, я шаг за шагом двигаюсь вперед. Иду в полутьме среди облаков, вихрей снега, то и дело уз­навая отдельные места. Да, я был уже здесь однажды! Это ощущение невозможно вытеснить никакими упорными логическими рассуждениями.

В некоторых местах нога не находит опоры в снегу, приходится добираться до скальной опоры. Здесь нельзя сорваться. Впервые за это восхождение у меня появляется чувство опасности срыва. Оно сродни чувству отяжеления тела. Такое осторожное лазание с напряженным вниманием увеличивает общее утомление.

Путь по кулуару Нортона логичен и не так труден, как мне казалось, когда я утром вышел. Его легко найти на обратном пути. Когда я выйду на гребень, уже, должно быть, будет видна вершина. Если облака рассеются. Дальше, кажется, не круто.

Иду кулуаром до черной нависающей скальной стены, преграждающей путь. Какое-то внутреннее чувство подсказывает мне, что надо идти налево, там можно обойти препятствие. Потом снова сворачиваю направо. Сколько это тянется? Передо мной склон и склон. Время больше не существует. Я весь состою только из усталости и напряжения…

В следующие три часа я уже ничего не воспринимаю. Я – существо, бросившее себя в пространство и время. И, тем не менее, продвигаюсь вперед… Надо еще раз собраться с силами. Едва ли это мне удастся. Ни сомнений, ни радости, ни страха. Чувств больше нет. Осталась только воля. Еще несколько метров – умирает и воля, побежденная бесконечным измождением. Теперь уже ни о чем не думаю, ничего не чувствую. Бессильно падаю, лежу…

Я обязан дойти!…

Надо мной только небо. Я это чувствую, хотя в тумане не видно ни неба, ни земли. Справа гребень все еще идет вверх. Но, по-видимому, это только кажется, мерещится мне. Никаких следов пребывания здесь людей.

Странно, что не видно алюминиевого штатива, установленного на вершине китайцами в 1975 г . Но вот и он. Дотрагиваюсь до него как до друга. Я прикасаюсь к своему антиподу, к силе, которая и снимает напряжение, и воодушев­ляет меня. В этот момент я вдыхаю воздух полной грудью.

В тумане, в клочьях бегущих облаков не видно уходящих вниз склонов. Кажется даже, что склон направо от меня все еще ведет вверх. Но этот штатив, это сооружение, поднимающееся из снега до высоты колена, здесь. Я на вершине.

Мои ощущения больше не различают верха и низа. Что, уже вечер? Нет, сейчас 16 часов. Пора уходить. Никакого ощущения величия происходящего. Для этого я слишком утомлен. И, однако же, этот момент приобретет для меня впоследствии особое значение, станет в некотором роде заключительным аккордом. Может быть, именно он укрепит во мне мысль, что я – Сизиф, что я всю жизнь могу катить вверх мой камень, то есть самого себя, не достигая вершины, поскольку не может быть вершины в познании самого себя.

Через три четверти часа я собрал силы, собрал их для спуска. Чуть посветлело. Мои следы еще видны, это прекрасно. Насколько все-таки спуск с этой великой горы легче, чем подъем. Насколько меньше требуется физических сил, волевого напряжения. Часть энергии можно потратить на мысли и ощущения….

Сейчас главное мучение – это кашель. Он превращает жизнь в ад. К тому же я много часов ничего не ел….

Дохожу до палатки и рюкзака как раз перед самым наступлением темноты. В эту ночь сна почти нет. Не могу также заставить себя как следует приготовить еду. Растопил немного снега, пью. Ничего не ем. Тепло от пламени горелки, может быть, немного успокоит меня. Не выключаю горелку, но и не поднимаюсь, чтобы достать снега. Каждое движение стоит много энергии. При подъеме я черпал ее в движении вперед. Теперь этого стимула нет. Лежание в палатке похоже на смерть. Только сознание достигнутого успеха поддерживает меня.

Так проходит время до рассвета.

Нужно принять какое-то решение, но сосредоточиться не могу. Что это: горная болезнь или я уже сошел с ума? Как и вчера, снова пускаюсь в бегство. Покидаю ла­герь без еды и питья. Палатка, спальный мешок, содержимое рюкзака – все остается. Вытаскиваю из снега и беру с собой только лыжные палки.

Теперь душевное истощение еще больше, чем телесное. Так приятно сидеть без движения. Это состояние опасно как раз своей приятностью: смерть от истощения, как и при замерзании – приятная смерть… Я иду по холмистому ландшафту гребня над Северным седлом, и мне кажется, что я возвращаюсь из царства теней. Расслабляюсь. Погружаюсь в усталость, в сознание, что я был на вершине. Я больше не сопротивляюсь, позволяю себе падать при каждом шаге. Только останавливаться нельзя…

Теперь преобладает ощущение – выжил, спасен! То и дело я впадаю в то, что можно было бы назвать «пик свершения», «спасительная пристань». Как пилигрим, при виде конечного пункта моего паломничества я забываю все страдания путешествия.

В этот день Нена Ричи записала в свой дневник:

Когда возвращаюсь от ручья, различаю в ярком дневном освещении что-то похожее на точку, темную точку, движущуюся по кромке Северного седла. От волнения я вдруг совершенно слабею. Нет ничего от обычной уверенности Райнхольда. Кажется, что с перевала спускается вниз пьяный, а вовсе не тот человек, который вышел отсюда четыре дня назад.

Я начинаю рыдать. Это он, это должен быть он! Бегаю туда и сюда, как сумасшедшая. Кричу ему, что я иду. Я знаю, что он не может меня услышать, но мне нужно говорить с ним. Быстро одеваюсь, спешу встретить Райнхольда на леднике.

И снова Р. Месснер:

С уверенностью лунатика спускаюсь я вниз. Только снег мне не нравится. Он студенистый и не имеет прочной связи с подложкой. Когда я на него ступаю, он спол­зает под ногой вниз, обнажая под собой гладкий лед. Когда я – еще в полубредовом состоянии – впервые поскользнулся, ноги тотчас же ушли из-под меня, и я упал. Я пытался тормозить, но не мог задержать скольжения вниз. С нарастанием скорости во мне пробудились новые силы. Как это бывало и раньше, истинная опасность мо­билизовала мои способности ровно настолько, насколько это нужно, чтобы победить.

Быстро встаю на ноги, вбиваю ледоруб как следует и по крутому снегу спускаюсь лицом к склону.

Медлить нечего, спускаюсь дальше. Очень скоро пальцы на ногах онемели, а ноги устали настолько, что я сажусь на снег и сползаю на пятой точке.

Тут я снова вдруг срываюсь. Сначала стараюсь притормозить ледорубом, но руки отказывают, и я скольжу вместе с комьями едущей вместе со мной лавины до самого низа стены. Некоторое время лежу без движения. Прихожу в себя на ровном поле ледника. Становлюсь на колени, снова ложусь на снег, снова пытаюсь подняться.

Со стонами, шатаясь, иду вперед, ноги не держат, падаю. Тут я бросаю все, зарываюсь лицом в снег, содрогаюсь всем телом. Я внизу. Я и счастлив, и в то же время в каком-то отчаянии. Вон по валу ледника идет Нена. Постояла, идет дальше. Да, это она. Я не могу больше кричать. Перед глазами темнота. Медленно, постепенно я расслабляюсь, возвращаюсь к жизни. Нена сразу же берет меня под свою защиту на целые часы и дни. Теперь она принимает решения, она заботится обо мне, руководит экспедицией, ведет дневник.

 Оцените маршрут Месснера:

I, II и III – Первая ( 8500 м ), Вторая ( 8580 м ) и Третья ( 8690 м ) ступени.

– – – – путь Райнхольда Месснера 1980 г .

M2 – второй лагерь Месснера на высоте 8220 м (первый невидим на этом рис.).

– . – . – – путь Эдварда Нортона 1924 г . (без кислорода). Читайте статью ТИБЕТ (историко-альпинистский очерк)

N – высшая точка, достигнутая Месснером ( 8570 м ) в Большом кулуара (кулуар Нортона).

…… – стандартный современный путь.

C3 – место современного Лагеря 3 (около 8300 м , нумерация лагерей сейчас начинается с Северного седла).

С33 – 6-й лагеря 1933 г . на высоте 8350 м .

С24 – 6-й лагерь 1924 г . на Северном гребне на высоте 8150 м .

+ – место нахождение тела Джорджа Мэллори. Читайте статью Найдено тело Джорджа Мэллори!

• – место, где в 1933-ом году был найден ледоруб связки Мэллори — Ирвайн.

– – – –– путь Райнхольда Месснера 1980 г .

M2 – второй лагерь Месснера на высоте 8220 м (первый на высоте 7800 м скрыт перегибом Северного гребня).

N – высшая точка, достигнутая Эдвардом Нортоном в 1924 г . ( 8570 м ). Читайте статью ТИБЕТ (историко-альпинистский очерк)

– место современного Лагеря 3 (около 8300 м ).

Снова запись из дневника Нены:

Когда мы подходим к палатке и все опасности позади, Райнхольд опять падает. Да, он был на вершине, и люди снова будут говорить, что он покорил самую могучую гору земли. Да, он добился успеха, достиг своей цели – но еще большего успеха добилась гора. Она взяла свою цену от этого человека.

22 августа 1980 г . Совсем другой человек лежит теперь в палатке. Он дремлет и пьет целый день. Встать у него нет сил. Мне все время кажется, что он прозрачен.

Понадобилась неделя, чтобы отдохнуть и по-настоящему прийти в себя.

После спуска с горы я чувствую бесконечную тяжесть на душе.

Трудно найти слова, чтобы выразить восхищение тем, что сделал Месснер с 18 по 21 августа 1980 года. Недаром его называют самым удачливым альпинистом планеты. Так точно угадать окно в капризной погоде муссонного периода может только тот человек, кому помогает Провидение.

В 2010 г . Французская академия альпинизма решила вручать свою награду «Золотой ледоруб» не только за лучшее достижение альпинизма в текущем году, но и за выдающиеся достижения в альпинизме за целую жизнь. Первым лауреатом такой премии стал Вальтер Бонатти. Вторую награду уже В. Бонатти вручил Райнхольду Месснеру. Мы присоединяемся к поздравлениям этих выдающихся альпинистов с заслуженной наградой.

Источник статьи: alpinist.biz